<< Вернуться

Переводческие интересы Вяземского были связаны в первую очередь с французской литературой. Князь переводил отрывки из Руссо, Дидро, Фенелона, Лагарпа, Массильона.

В 1830 году Вяземский перевёл на русский язык роман Бенжамена Констана «Адольф» (1819). В предисловии к русскому изданию Вяземский отмечал в качестве несомненного достоинства глубокий психологизм произведения.

Первое издание романа Б. Констана «Адольф» на русском языке (пер. П. А. Вяземского)

В своём посвящении Пушкину Вяземский писал: «Прими мой перевод любимого нашего романа. Смиренный литограф, приношу великому живописцу бледный снимок с картины великого художника. Мы так часто говорили с тобою о превосходстве творения сего, что, принявшись переводить его на досуге в деревне, мысленно относился я к суду твоему».

Перед выходом перевода в свет Пушкин опубликовал в «Литературной газете» заметку, где дал труду Вяземского высокую оценку: «С нетерпением ожидаем появления сей книги. Любопытно видеть, каким образом опытное и живое перо кн. Вяземского победило трудность метафизического языка, всегда стройного, светского, часто вдохновенного. В сем отношении перевод будет истинным созданием и важным событием в истории нашей литературы».

Е. А. Баратынский, познакомившись с переводом Вяземского, отозвался более сдержанно: «Вы победили великие трудности в вашем переводе, но ежели вы мне позволите сказать моё мнение: живо покорённые красотою оригинала, как всякий хороший переводчик, вы наложили на себя слишком строгую верность переложения». По мнению М. И. Гиллельсона, «отмеченная Баратынским особенность переводческой манеры Вяземского являлась его принципиальной установкой. <…> Вяземский выступил сторонником точного перевода, сохраняющего своеобразие и аромат подлинника» [Гиллельсон 1969: 181]. Интересно, что сам Баратынский, судя по всему, со временем понял, что несправедливо критиковал Вяземского. Так, через два года он замечал: «Вы избрали лучшую систему перевода, именно полезнейшую для языка. Когда вы мне прислали вашу рукопись, я не понял вашего намерения, вот почему замечания мои были истинно бестолковыми».

Наконец, когда перевод Вяземского стал достоянием широкой публики, появились абсолютно отрицательные отзывы, ср., например, отзыв в «Московском телеграфе» 1831 г.: «Пламенный, глубокий, красноречивый Б. Констан говорит по-русски каким-то ломаным языком, на который наведён лак сумароковского времени. <…> Перевод кн. Вяземского нехорош: тяжёл, неверен, писан дурным слогом». Этот отзыв, вероятно, принадлежит ставшему с некоторых пор противником Вяземского на журналистском поприще Н. Полевому, который, кстати сказать, тоже брался переводить «Адольфа».

Что касается литературы на английском языке, то её Вяземский почти не переводил. Среди немногочисленных опытов князя в этой области можно отметить вышедший в 1829 г. перевод «Ирландской мелодии» Томаса Мура.

Вяземский хорошо знал польский язык. Известно принадлежащее ему прозаическое переложение «Крымских сонетов» Адама Мицкевича. Кроме того, князь перевёл на русский язык басни польского поэта Игнация Красицкого.

Перу Вяземского принадлежат не только художественные переводы. Так, во время работы в Варшаве князь переводил для Александра I с французского языка на русский проект Государственной уставной грамоты Российской империи, составленный юристом П. И. Пешар-Дешаном.

© Пётр Андреевич Вяземский: творческое наследие. Электронный научно-образовательный проект

© Иркутский государственный университет © Э.Е. Буров