Если ты остался сиротою ‒
Улица родимого села
Встанет пред тобой,
Горой крутою,
Хоть бы самой ровною была.
Мимо палисадников точеных
Тихо пробирайся стороной,
Сеченый кнутами батрачонок,
Никому на свете не родной.
Тяжела чужая милостыня,
Корка хлеба черствая ‒ горька;
Под окном протянутая,
Стынет
Худенькая детская рука.
Сгинет детство,
Ласточкой ‒ касаткой,
Промелькнув у низкого окна…
Что ж, расти, Василий,
Плачь украдкой,
На поле работай дотемна.
Все пойми,
Покорствуя и споря,
Выживи, изведавши всего,
Чтобы
Человеческое горе
Стало горем сердца твоего.
Чтоб в тебе
Отныне и до века
Только ярость билась,
Как гроза, ‒
Ко всему,
Что душит человека,
Гасит злобой детские глаза.
Так выходят люди Доброй Воли
В кипень штормов,
В сумрак боевой,
Чтоб за мир
Забитый,
Полный боли,
Постоять своею головой.
Взвейся в небо,
Капитан Андреев, ‒
Снова злобный «Юнкерс» пред тобой,
Встреть его
Над нашей батареей,
Над степною речкой голубой.
...И ‒ полгода боя.
Разве мало, ‒
Чтобы, корчась в огненной золе,
Пять машин фашистских допылало
Дымными кострами на земле?
И полгода боя,
Разве много, ‒
Чтоб прошла тропою «ястребков»
И оборвалась твоя дорога
На краю высоких облаков?..
Много ль их, стервятников? ‒
Ну, трое
Выйди в лоб,
Разбей их карусель,
Пролетая в пулеметном рое
Молнией, невиданной досель.
Смерть опередив на поларшина,
Сколько раз из стаи воронья
Вырывалась грозная машина,
Верткая, летучая твоя...
Вот уже,
Сойдясь на встречном курсе,
Очередью длинною прошит,
Трижды
Над землей перевернулся
Пламенем покрытый «Мессершмитт».
Пусть и твой мотор
Дымится тоже, ‒
Новый коршун принимает бой.
Бог ему немецкий не поможет,
Если повстречался он с тобой!
Жжет лицо.
Глаза твои слезятся,
Но не зря гвардейцы поклялись
До последней,
Смертной пули драться,
Как еще на свете не дрались!
Длинный хвост немецкого бандита
Промелькнул в прицеле, наконец…
Острокрылой иволгой сердитой
Свистнул настигающий свинец,
И по елям,
По зубчатой кромке
Леса, равнодушного к врагу,
Брызнули горячие обломки,
Отразившись свастикой в снегу.
Что же не смеешься ты,
Летучий,
Смерть перехитривший капитан?
Третий «Мессершмитт» уходит в тучи,
А тебе ‒ удел посмертный дан:
В стае храбрых,
В клекоте орлином,
В славе эскадрильи боевой
Прошуметь над Грацем,
Над Берлином
Грозным гневом,
Памятью живой.
…Снег идет.
И мы тебя хороним
В тихом городке прифронтовом.
Мы на гроб комки земли уроним,
Загрустим в молчании снеговом.
Как живое продолженье боя,
Примет ордена твои Москва,
И отчизна скажет над тобою
Скорбные и гордые слова.
Высоко над тучами отреяв,
Как звезда падучая во мгле,
Спи спокойно, капитан Андреев,
Ты в родной покоишься земле.
И проплыв в почетном карауле,
С разворота курсом боевым
Два звена прошли в тяжелом гуле
Над могильным холмиком твоим.
То твои суровые орлята,
Встречный ветер крыльями рубя,
В бой уходят с ворогом заклятым
За Неву,
За небо Ленинграда,
За родную землю. За тебя!
Февраль, 1942 г. |