<…> С Баденвейлером у пишущего эти строки связаны особенно грустные впечатления и переживания. Здесь в теплую летнюю ночь 1904 года умер тот писатель, с произведениями которого так тесно слилась душа нашего поколения и нашей эпохи, оборвавшейся ровно десять лет спустя. Я жил тогда в Веймаре и первую весть о смерти Чехова прочитал во «Франкфуртской Газете». Супруге Чехова было тогда, конечно, не до журналистов и того, что они считали необходимым запечатлеть о последних днях и часах Чехова.
Год спустя я посетил Баденвейлер и путем личных разговоров с лицами, так или иначе входившими в соприкосновение с Чеховым, снова пытался восстановить точную картину пребывания Чехова в немецком курорте, давшем ему последние земные впечатления. Я посетил комнату в отеле, в которой умер Чехов, и записал с большой подробностью ее обстановку. Я вспоминаю об этом только потому, что в таганрогском доме имении Чехова, по словам заведующих им лиц, комната, в которой умер Чехов, восстановлена именно по той записи, которую я сделал на месте. Одно время шел разговор о том, чтобы на стене отеля прибить соответствующую доску, но вместо мраморной доски Чехову был поставлен в Баденвейлере памятник.
Этого памятника мне не привелось видеть ни до войны, ни после войны. Его к тому же больше и нет. Только паникой, охватившей в июльские и августовские дни 1914 года весь культурный мир, можно объяснить явление, что памятник Чехову в Баденвейлере подвергся глумлению и разрушению. И это тем более странно, что Баденвейлер уголок, в котором нет ни накипи, ни черни больших городов с ее разрушительными инстинктами. Вместо бюста Чехова на цоколе стоит тривиальная ваза, – но если настало время, когда вазу надо и можно снова заменить милыми чертами чеховского лица, надо поднять вопрос о новом бюсте. Все видевшие прежний бюст утверждали, что он похож был на кого угодно, только не на Чехова.