Вальбе Бор.
Памяти А.П. Чехова. (К 25-летию со дня его смерти)
Источник: Красная газета (Ленинград). 1929. 14 июля. № 159. С. 3.
Ни одно писательское имя не было окутано такой любовью и лаской, как имя Чехова. По отзывам современников, весть о его смерти ощущалась всеми как семейный траур. Нужно помнить, что писательская деятельность Чехова протекала в период, когда властителем русской литературы был Л.Н. Толстой, в расцвете своих сил был Короленко, уже гремела слава Горького. В чем же было обаяние Чехова? Прежде всего, оно вытекало из его изумительного мастерства. Мягкостью, ласковостью, краткостью и стройностью проникнуто было все творчество Чехова. Стихия Чехова – это простота и естественность. Это литературное свойство он старается всячески привить своим молодым собратьям по перу.
Соответственно с этим стремлением к простоте и естественности, Чехов совершенно перекроил господствовавшие тогда у нас литературные формы. Он первый ввел у нас коротенький рассказ, небольшую новеллу.
Коротенькому рассказу у Чехова всегда сопутствовал простой, точный, доведенный до разговорного языка, стиль. Он всячески поэтому отучал своих коллег от всяких цветастых метафор при изображении природы. Его привело в восторг описание моря из одного ученического сочинения – «море было большое». Благодаря этой художественной сжатости и выразительности он стал – по слову Толстого – «несравненным» художником. На протяжении 20–30 небольших страничек он умел дать громадные социальные картины. Вспомним хотя бы его «Мужиков», «В овраге». С одинаковым мастерством он рисует всевозможные людские типы. Тоска извозчика, который, за неимением слушателя, рассказывает своей лошадке о смерти сына («Тоска»), грезы пастуха («Свирель»), переживания старого профессора («Скучная история») и множество другого. Все одинаково согрето было чеховской ласковостью.
Чехов, как и всякий художник, в творчестве своем всецело обусловлен был общественным развитием своего времени. Появление Чехова, как наследника дворянской литературы, было вызвано глубокими социальными изменениями, последовавшими после знаменитого «освобождения крестьян», на пороге развития русского капитализма. Появление Чехова означало потребность в выработке нового культурного типа интеллигенции.
Внук крепостного, сам прошедший тернистый путь голодающего студента и поденствующего литератора, Чехов свободен был от всех дворянских традиций и предрассудков. Чехов клеймит всей силой своего юмора всякое «лицемерие богу и людям», всякое мелкотравчатое, мещански ограниченное, хищное и жестокое.
Кто главная мишень чеховской сатиры? – Сытый, счастливый мещанин, облюбовавший свое «собственное корыто», свой собственный «крыжовник», не замечающий в своем самодовольстве, что «миллиарды людей живут хуже животных, только ради как хлеба, испытывая постоянный страх...». Чехова ужасала та подавляющая сила, какую представляет собой самодовольно-счастливый человек. «Все тихо, спокойно, и протестует одна только немая статистика: столько-то с ума сошло, столько-то ведер выпито, столько-то детей погибло от недоедания». С этой «тишиной, спокойствием», которые характеризуют его бескрылую эпоху после поражения Народной Воли, Чехов не мог мириться. Это питало его тоску и грусть, которыми он так щедро наделяет героев в их поисках «общей идеи», в их стремлениях «в Москву, в Москву». Под этой тоской и грустью скрывалась жажда яркого, массового, общественного идеала.
Чехов пришел в нашу литературу аполитичным, он стоял вдали от традиции народничества. Чутьем художника он почувствовал, что эти традиции – уже пройденный этап. Поэтому его художественное изображение деревни, крестьянства, кулачества шло вразрез с верой народничества в общину как базу для русского социализма. Его творческое освещение этих центральных вопросов той эпохи о «судьбах капитализма» поразительно совпадало с выводами ранних марксистов, так высоко ценивших его произведения. Но яркого революционного идеала у Чехова все же не было. Его общественная эволюция еще не была закончена. Он умер как раз на пороге появления революционного пролетариата. Из различных воспоминаний мы знаем, как громаден был его интерес к накопляющейся революционной грозе. Поэтому ошибкой является мнение некоторых критиков, что Чехов был нытиком и общественным индифферентистом. Прелесть чеховского творчества – в его оптимистической лирике и в бичевании всякого общественного слюнтяйства.
Чехов был насквозь реалистом. Ему не по душе был «лимонад», который характеризует искусство и общественность его времени. Все его творчество – это тоска по ярким людям, волевым характерам, по четкой научной мысли. Эти положительные идеалы, как грустный юмор о половинчатом и раздробленном, мещански ограниченном и безвольном, дивной музыкальной композицией выделяют чеховские новеллы. Последыши «Чеховской России» еще живучи и в нашей советской современности. Но зато революция богата не только «фосфором», но и «железом», об отсутствии которого в людях своего общества горевал Чехов.
© Санкт-Петербургский государственный университет