Встреча с Н. В. Гоголем

(отрывок из воспоминаний)

Источник: Исторический вестник. 1881. Т. 4. С. 135–138.

Летом, вскоре после открытия нашей первой железной дороги, возвращался я из Царского Села в Петербург. В вокзале, перед самым отходом поезда, я встретил одного молодого человека Ф., которого видал в университете. Он являлся на лекциях в качестве вольного слушателя, но не особенно аккуратно, и, кажется, ходил больше для того, чтобы в перемену поболтать со студентами и похвастаться каким-нибудь бархатным жилетом или часовой цепочкой с брелоками. Любимой темой его рассказов было сообщение, с какими знаком он актерами, литераторами, художниками; но все мы легко догадывались, что если в этих рассказах и была кое-какая правда, то в весьма небольшой дозе. Над ним нередко подсмеивались довольно нецеремонно, но он этим нисколько не смущался. Впоследствии, я встретил его как-то на улице в форме гусарского юнкера, и он не замедлил отрекомендовать мне, что у него лучшая во всем полку лошадь.

На этот раз мы вошли вместе в вагон второго класса, и мне поневоле пришлось сидеть рядом с Ф. На противоположной стороне, наискось от нас поместились два господина средних лет – один невысокого роста, плотный, с открытым лицом и небольшой эспаньолкой, в довольно поношенном пальто; другой худощавый, с длинными волосами и большим тонким носом, в каком-то не совсем модном плаще с капюшоном. Лица их показались мне как будто знакомыми, хотя я и не мог придумать, где и когда видел их. Господин в пальто курил сигару, а товарищ его молча оглядывал сидевших в вагоне. Изредка они обменивались короткими фразами, которых я не мог расслушать не

135

столько от шума поезда, сколько от болтовни моего надоедливого соседа. Когда он стал показывать мне перстень с подозрительным алмазом и в довольно прозрачных выражениях намекнул, что получил его от известной в то время танцовщицы, давая понять о близости своего знакомства с нею, наши молчаливые соседи переглянулись между собой с легкой улыбкой. Мне было крайне совестно за моего хлыща.

На полдороге к Петербургу в наш вагон вошел низенький смуглый человек в сильно потертом черном сюртуке и совсем порыжелой черной шляпе. Он быстро оглянул пассажиров, и так как мы сидели ближе других, подошел прямо к нам, вынул из бокового кармана бумажник, и с каким-то заискивающим поклоном заявил, что он художник, вырезывает в три минуты необычайного сходства силуэты, по рублю за экземпляр, и удостоился внимания многих знаменитых людей, поощривших его талант. Вычитывая эту рекламу на плохом французском языке с резким итальянским выговором, он вынул из своего бумажника и развернул сложенную в виде карточной колоды длинную белую бандероль, на которой наклеены были вырезанные из черной бумаги профильные силуэты. Сосед мой принялся их рассматривать, очевидно не столько из прямого любопытства, сколько с желанием показать свое знакомство с известностями литературного и артистического круга.

– Это Александр Сергеевич? – Спросил он итальянца, показывая на довольно удачно сделанный профиль Пушкина.

– Точно так, мосье.

– С натуры снято?

– С живого, незадолго перед смертью.

Кажется, на этот раз, как говорится, нашла коса на камень, и бродячий артист был так же беззастенчив, как и мой сосед.

– А это Василий Андреич! – Продолжал Ф. – Выражение, мне кажется, напоминает Каратыгина в Гамлете?

– В театре, в уборной снимал.

– А! И Карл Павлыч Брюллов? Очень, очень похожи.

Силуэтист на все эти замечания кивал утвердительно головой и в то же время нетерпеливо пощелкивал маленькими ножницами, поглядывая на всех нас с видимым желанием и надеждою получить от кого-нибудь заказ. При последнем замечании моего соседа, господин в плаще, который во все это время посматривал с улыбкой то на него, то на итальянца, быстро переглянулся со своим товарищем, и обратясь к Ф., спросил:

– А вы знаете Брюллова?

– Да, часто видал. – Отвечал тот без малейшего смущения.

– Вероятно, на его картине «Последний день Помпеи»? И силуэт должно быть по ней же вырезан! Ну, видите, Брюллов пококетни–

136

чал там, помолодил себя и поприкрасил, иначе и вы, молодой человек, и господин художник давно бы узнали его, когда он сидит перед вами собственной особой.

При этих словах своего компаньона господин с эспаньолкой приподнял шляпу и наклонил с улыбкой голову. Я понял, отчего лицо его с самого появления в вагоне показалось мне знакомо: это был действительно К. П. Брюллов, которого впоследствии мне пришлось еще встретить перед отъездом его заграницу. Теперь мне любопытно было, кто его товарищ, так забавно обличивший фатовство моего хлыща, и я перебирал мысленно известных тогда художников, думая, что это должно быть какой-нибудь из собратий Брюллова по искусству. Разумеется, не зная никого лично, я не мог ни на ком остановиться.

В первый раз я видел, что Ф. несколько сконфузился. Между тем итальянец с заискивающими поклонами просил позволения снять силуэт великого артиста с натуры, и когда ему это было разрешено, он менее чем в пять минут вырезал из черной глянцевитой бумаги очень похожий профиль художника. Брюллов похвалил его.

– Снимите же и с моего приятеля, – сказал он артисту, показывая на своего соседа в плаще. – А вы, молодой человек, – продолжал он, обращаясь к Ф., – так интересуетесь знакомством с известными сколько-нибудь людьми, что без сомнения видались с Николаем Васильевичем Гоголем?

При этом я догадался, что товарищ Брюллова был именно автор «Ревизора», который возбуждал самые оживленные толки в обществе и в большинстве университетской молодежи. Мне показалось только, что лицо его было гораздо красивее, чем на литографированном его портрете, и в действительности на нем не так резко замечалось саркастическое выражение, каким наделяли его художники.

Хлестаков мой понял, что Брюллов ставит ему ловушку, и отвечал художнику, что, к сожалению, не имел случая встречаться с Гоголем.

– Так позвольте рекомендовать его, – сказал Брюллов, показывая на своего соседа. – Он тоже не будет, конечно, жалеть, что случай доставил ему возможность встретить молодого человека, который так интересуется нашим бедным артистическим миром и составил уже в нем столько знакомств.

Не знаю, понял ли эту насмешку Ф. Что касается Гоголя, то он по-видимому был недоволен, что художник назвал его. Может быть, ему хотелось остаться неизвестным и повнимательнее всмотреться в тип нового Хлестакова. Но выдав раньше своего товарища, он, конечно, сам подал повод и к своему разоблачению. Как бы то ни было, но он нахмурился, и когда итальянец

137

обратился к нему с предложением снять с него силуэт, он решительно отказался. Силуэтист несколько времени не спускал с него глаз, потом поклонился и быстро перешел в другой вагон. Минут через десять после этого поезд остановился у петербургского дебаркадера. Наши знаменитые спутники ушли. Но Ф. не отставал от меня и принялся уверять, что с первого взгляда угадал, кто они. Когда мы с платформы вошли в залу, наш артист итальянец остановил нас, и показывая не наклеенные еще на бумагу и очевидно только что вырезанные с замечательным сходством силуэты Брюллова и Гоголя, обратился к Ф. с предложением, неугодно ли заказать копии с них.

– Когда же вы успели сделать портреты? – Спросил я с удивлением.

– Сейчас, в другом вагоне.

– Заочно?

– О, это мой талант… я могу через год снять, кого хорошо видел.

Конечно, итальянец прибавлял и рисовался, но я жалею, что не познакомился тогда с этим во всяком случае замечательным человеком. Разумеется, Ф. поспешил приобрести тут же вырезанные силуэты, которые давали ему прекрасный случай говорить о знакомстве с Николаем Васильевичем Гоголем и Карлом Павловичем Брюлловым, о чем он и не преминул распространиться, как только явился в университет.

Таким образом, благодаря фатовству Ф., мне удалось хотя один раз видеть и хорошо всмотреться в Гоголя.

А. Милюков

138

Назад О Гоголе На главную