Слово о Гоголе
 
Источник: Новь. 1929. С. 2.
 
Гоголь родил Россию.
 
– И эта была Россия Мертвых Душ и Россия – Тройка; Россия – и взаправду и воистину.
 
– Великие русские писатели: Пушкин, Лермонтов, Достоевский, Толстой, Блок – были проникновеннейшими тайновидцами и прозорливцами своего народа. Но никто из них не показывал Россию в такой страшной ясности, как Гоголь. У других лишь уловлен образ России; а у Гоголя явлено лицо ее.
 
Вглядимся же в это лицо. – Что же на нем написано?
 
– Да вот они… – Чичиковы, Ноздревы, Собакевичи, Хлестаковы и великие множества подобных им непреодолимых типов, схваченных так убийственно верно. – Несколько мелких черточек, и вот уже весь человек разоблачен, обнажен… облуплен, словно луковица… А дальше… что дальше? «Душа?» – Нет, – пустота; н и ч е г о. – Какая там «душа», примерно говоря, у Кувшинного Рыла или у Коробочки… – Попросту клок мяса в верхней части искривившийся поганою рожею или же тошнотворной гримасой.
 
И теперь еще живы гоголевские типы.
 
– Вот, например, Чичиков. Какое ныне обилие возможностей для его органического жульничества! Наверно наичудеснейшим образом процветал бы он и во времена НЭПа и в период ликвидации белого движения… – Не правда ли?
 
А вот Плюшкин, тот, наоборот, – спекулянт мелкой руки… мешочник, парящийся в теплушках.
 
Из Ноздрева же вышел бы хороший застрельщик. – Такие сангвинически-хамоватые господа стоят многих садистов…
 
Ну, а вот генерал Бетрищев, – тот был бы, пожалуй, расстрелян… (– и конечно, несмотря на свою комплекцию, принял бы смерть, не моргнув глазом).
 
Что же касается демонического в своей пошлости хохота Кочкарева или разбитного голоса Хлестакова, – то их, ведь, где не услышишь!
 
Тоже самое можно сказать по поводу ужимок дамы приятной и дамы приятной во всех отношениях.
 
Где их не увидишь!
 
Ну, а Акакий Акакиевич… – человек, чья история своей умилительностью, так и хватает за сердце. Разве у него нет «души», разве только одна пустота облупленной луковицы? Тем не менее и Акакия Акакиевича необходимо причислить к уже упомянутой плеяде. – Разница лишь, что над Кувшинным Рылом и пр. – Гоголь, сдерживая слезы, хохотал с бессильной злобой, а над трогательным, но нелепым старичком рыдал в бессильном умилении… И тревожился бесконечной творческой тоской, ибо – «над кем смеетесь, – над собой смеетесь»,
 
и так же:
 
– «над кем плачете, – над собой плачете».
 
– Да, над собой смеялся и плакал Гоголь, когда смеялся и плакал над Россией Мертвых Душ. – Ведь он соединил с ней свою судьбу; он рождал ее в муках своей жизни, своего творчества.
 
Но не одно только царство Мертвых Душ. – Россия не только край «исполинского образа скуки», который так часто душил русскую литературу.
 
Есть и иная Россия…
 
Порою для Гоголя «тихо померкала вся окольность», и тогда пел он о гигантской тройке – России и о том, что «чуден Днепр при тихой погоде». – И отходила скука, и исчезали все рожи и гримасы непреодолимых типов, и все видения Вия и Страшной Мести…
 
Остановлюсь несколько на трагедии Гоголя, как художника.
 
– На долю каждого великого мастера слова выпадает глубокий разлад. С одной стороны художник выполняет свою основную задачу, которую обозначу словами Блока:
 
«Т в о р ч е с к и й р а з у м – о с и л и л, у б и л»,
 
т. е. с убийственной меткостью проникает в сущность действительности. С другой стороны он бессильно мучается перед реальностью своей «земли обетованной», которую надо воплотить не только на бумаге, но и на деле. И это вовсю не по «утилитарным причинам», а потому, что земля обетованная есть нечто окончательное (– рай, совершенство, правда-истина), требующее не символического, а осязательно реального воплощения на земле.
 
И все величие русской литературы именно в том, что ее большие писатели не могли примириться с возвышенным, но ограничивающим уделом художества. – Поэтому вопрос: «что делать?» – дамокловым мечом повисал над судьбой русского гения.
 
Гоголь со своими религиозными исканиями последних лет, с неудавшейся и сожженной второй частью Мертвых Душ и с худой славой «Переписки с друзьями» – конечно, тоже осуществил в своей жизни и в своем творчестве это роковое устремление русской литературы. Сверкающая красота его Тройки не в силах была преодолеть непреоборимую правду Мертвых Душ и удовлетворить его бесконечную жажду полной правды.
 
Трагедия Гоголя отмечена еще одной чертой. Творчество Гоголя чуждо обаянию женщины, женского (стоит только вспомнить искусственно прекрасный образ Уленьки).
 
Между тем «Евгений Онегин», «Демон», «Война и Мир», «Братья Карамазовы», наконец, вся поэзия Блока, – питались силой русской женщины и красотой женственного. А Гоголь – нет. Он родил свою Россию без посредства женщины.
 
И тем не менее – убийственно-меткий сатирик и великий поэт-прозорливец – гениальнейший русский писатель.
 
В его России – яснее всего ощущается реальность того, что Россия – ч у д о.
 
Ю. Иваск
 
Р е в е л ь, Э с т о н и я.
 
2
 

     
Назад О Гоголе На главную