Еще тебе такие песни сложат,
Так воспоют твой облик и дела,
Что ты, наверно, скажешь: «Не похоже.
Я проще, я угрюмее была.
Мне часто было страшно и тоскливо,
Меня томил войны кровавый путь,
Я не мечтала даже стать счастливой, –
Мне одного хотелось – отдохнуть.
Да, отдохнуть ото всего на свете:
От поисков тепла, жилья, еды.
От жалости к своим исчахшим детям,
От вечного предчувствия беды,
От страха за того, кто мне не пишет,
(Увижу ли его когда-нибудь?),
От свиста бомб над беззащитной крышей,
От мужества и гнева – отдохнуть.
Но знала я, что невозможен отдых,
Пока народ не справился с врагом,
Пока страданием пропитан воздух,
Пока мужчины не вернулись в дом.
Я в осажденном городе осталась
Хозяйкой и служанкой – для того,
Чтобы сберечь тепло и жизнь его…
И я жила, преодолев усталость.
Я даже пела иногда. Трудилась.
С людьми делилась солью и водой.
Я плакала, когда могла. Бранилась
С моей соседкой. Бредила едой.
И день за днем лицо мое темнело,
Седины появились на висках.
Зато, привычная к любому делу,
Почти железной сделалась рука.
Смотри, как цепки пальцы и грубы!
Я рвы на ближних подступах копала,
Сколачивала жесткие гробы
И малым детям раны бинтовала,
И не проходят даром эти дни,
Неистребим свинцовый их осадок:
Сама печаль, сама Война глядит
Познавшими глазами ленинградок…
Зачем же ты меня изобразил
Такой отважной и такой прекрасной,
Как женщину в расцвете лучших сил,
С улыбкой горделивою и ясной?..» <…> |