Над голубым раздольем сада
Сиял просторный летний день,
И филигранная ограда
Гляделась в собственную тень,
И мальчик, весь ушедший в дело.
Там башню строил из песка,
И вдруг провыло, прогремело, –
И кровь струится из виска...
Друзья мои! Немало крови
Мы повидали на войне,
И смерть солдатская не внове
Ни вам, товарищи, ни мне.
Мы, видя кровь, лишь хмурим брови.
На то – военная страда.
Но к беззащитной,
к детской крови
Нам не привыкнуть никогда.
Она по капельке стекает,
Песок набился в детский рот.
А мать... она еще не знает,
Она еще волос не рвет...
А весть, что, правды не скрывая,
Примчится на передний край...
Не надо, почта полевая!
Уж лучше в поле потеряй!..
Мне ясно виден путь снаряда.
Я знаю, как он к нам попал.
Сначала немцу было надо
Добыть руду и лить металл.
Потом, под шелестенье шкива,
Его точили на станке,
И мастер, выпив кружку пива,
Стоял с кронциркулем в руке.
Потом в снаряд брусок тротила
Рука немецкая вкатила.
Потом – из дальней той земли –
Его в Россию привезли.
Потом, когда пришли солдаты,
Он лег на жесткую ладонь.
Потом, назвав координаты,
Пруссак скомандовал: «Огонь!»
И вот уже доносит некто,
Что прямо в цель попал снаряд,
И что «военного объекта»
Лишился город Ленинград.
Так это было, так случилось,
Таким путем он к нам попал.
Так вся Германия трудилась,
Чтоб сын твой больше не дышал.
Так бьет она из подлых пушек
В сиянье желтеньких веснушек,
В ребячий, слабенький висок,
И кровь струится на песок. . . <…> |