ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
|
Столовая в доме Серебрякова. – Ночь. – Слышно, как в саду стучит сторож.
Серебряков (сидит в кресле перед открытым окном и дремлет) и Е л е н а А н д р е е в н а (сидит подле него и тоже дремлет).
|
С е р е б р я к о в (очнувшись). Кто здесь? Соня, ты?
Е л е н а А н д р е е в н а. Это я.
С е р е б р я к о в. Ты, Леночка... Невыносимая боль!
Е л е н а А н д р е е в н а. У тебя плед упал на пол. (Кутает ему ноги). Я, Александр, затворю окно.
С е р е б р я к о в. Нет, мне душно... Я сейчас задремал, и мне снилось, будто у меня левая нога чужая. Проснулся от мучительной боли. Нет, это не подагра, скорей ревматизм. Который теперь час?
Е л е н а А н д р е е в н а. Двадцать минут первого.
|
| Пауза. |
С е р е б р я к о в. Утром поищи в библиотеке Батюшкова. Кажется, он есть у нас.
Е л е н а А н д р е е в н а. А?
С е р е б р я к о в. Поищи утром Батюшкова. Помнится, он был у нас. Но отчего мне так тяжело дышать?
Е л е н а А н д р е е в н а. Ты устал. Вторую ночь не спишь.
С е р е б р я к о в. Говорят, у Тургенева от подагры сделалась грудная жаба. Боюсь, как бы у меня не было. Проклятая, отвратительная старость. Черт бы ее побрал. Когда я постарел, я стал себе противен.
|
75
|
Да и вам всем, должно быть, противно на меня смотреть.
Е л е н а А н д р е е в н а. Ты говоришь о своей старости таким тоном, как будто все мы виноваты, что ты стар.
С е р е б р я к о в. Тебе же первой я противен.
|
Елена Андреевна отходит и садится поодаль. |
Конечно, ты права. Я не глуп и понимаю. Ты молода, здорова, красива, жить хочешь, а я старик, почти труп. Что ж? Разве я не понимаю? И, конечно, глупо, что я до сих пор жив. Но погодите, скоро я освобожу вас всех. Недолго мне еще придется тянуть.
Е л е н а А н д р е е в н а. Я изнемогаю... Бога ради молчи.
С е р е б р я к о в. Выходит так, что благодаря мне все изнемогли, скучают, губят свою молодость, один только я наслаждаюсь жизнью и доволен. Ну да, конечно!
Е л е н а А н д р е е в н а. Замолчи! Ты меня замучил!
С е р е б р я к о в. Я всех замучил. Конечно.
Е л е н а А н д р е е в н а (сквозь слезы). Невыносимо! Скажи, что ты хочешь от меня?
С е р е б р я к о в. Ничего.
Е л е н а А н д р е е в н а. Ну, так замолчи. Я прошу.
С е р е б р я к о в. Странное дело, заговорит Иван Петрович или эта старая идиотка, Марья Васильевна, – и ничего, все слушают, но скажи я хоть одно слово, как все начинают чувствовать себя несчастными. Даже голос мой противен. Ну, допустим, я противен, я эгоист, я деспот, – но неужели я даже в старости не имею некоторого права на эгоизм? Неужели я не заслужил? Неужели же, я спрашиваю, я не имею права на покойную старость, на внимание к себе людей?
Е л е н а А н д р е е в н а. Никто не оспаривает у тебя твоих прав.
|
Окно хлопает от ветра.
|
Ветер поднялся, я закрою окно. (Закрывает). Сейчас будет дождь. Никто у тебя твоих прав не оспаривает.
|
Пауза; сторож в саду стучит и поет песню. |
76
|
Серебряков. Всю жизнь работать для науки, привыкнуть к своему кабинету, к аудитории, к почтенным товарищам – и вдруг, ни с того, ни с сего, очутиться в этом склепе, каждый день видеть тут глупых людей, слушать ничтожные разговоры... Я хочу жить, я люблю успех, люблю известность, шум, а тут – как в ссылке. Каждую минуту тосковать о прошлом, следить за успехами других, бояться смерти... Не могу! Нет сил! А тут еще не хотят простить мне моей старости!
Е л е н а А н д р е е в н а. Погоди, имей терпение: через пять-шесть лет и я буду стара.
|
Входит Соня.
|
С о н я. Папа, ты сам приказал послать за доктором Астровым, а когда он приехал, ты отказываешься принять его. Это неделикатно. Только напрасно побеспокоили человека...
С е р е б р я к о в. На что мне твой Астров? Он столько же понимает в медицине, как я в астрономии.
С о н я. Не выписывать же сюда для твоей подагры целый медицинский факультет.
С е р е б р я к о в. С этим юродивым я и разговаривать не стану.
С о н я. Это как угодно. (Садится.) Мне все равно.
С е р е б р я к о в. Который теперь час?
Е л е н а А н д р е е в н а. Первый.
С е р е б р я к о в. Душно... Соня, дай мне со стола капли!
С о н я. Сейчас. (Подает капли).
С е р е б р я к о в (раздраженно). Ах, да не эти! Ни о чем нельзя попросить!
С о н я. Пожалуйста, не капризничай. Может быть, это некоторым и нравится, но меня избавь, сделай милость! Я этого не люблю. И мне некогда, мне нужно завтра рано вставать, у меня сенокос.
|
Входит В о й н и ц к и й в халате и со свечой. |
В о й н и ц к и й. На дворе гроза собирается.
|
Молния. |
Вона как! Hélène и Соня, идите спать, я пришел вас сменить.
|
77
|
С е р е б р я к о в (испуганно). Нет, нет! Не оставляйте меня с ним! Нет. Он меня заговорит!
В о й н и ц к и й. Но надо же дать им покой! Они уже другую ночь не спят.
С е р е б р я к о в. Пусть идут спать, но и ты уходи. Благодарю. Умоляю тебя. Во имя нашей прежней дружбы, не протестуй. После поговорим.
В о й н и ц к и й (с усмешкой). Прежней нашей дружбы... Прежней...
С о н я. Замолчи, дядя Ваня.
С е р е б р я к о в (жене). Дорогая моя, не оставляй меня с ним! Он меня заговорит.
В о й н и ц к и й. Это становится даже смешно.
|
Входит Марина со свечой. |
С о н я. Ты бы ложилась, нянечка. Уже поздно.
М а р и н а. Самовар со стола не убран. Не очень-то ляжешь.
С е р е б р я к о в. Все не спят, изнемогают, один только я блаженствую.
М а р и н а (подходит к Серебрякову, нежно). Что, батюшка? Больно? У меня у самой ноги гудут, так и гудут. (Поправляет плед). Это у вас давняя болезнь. Вера Петровна, покойница, Сонечкина мать, бывало, ночи не спит, убивается... Очень уж она вас любила...
|
| Пауза. |
Старые что малые, хочется, чтобы пожалел кто, а старых-то никому не жалко. (Целует Серебрякова в плечо). Пойдем, батюшка, в постель... Пойдем, светик... Я тебя липовым чаем напою, ножки твои согрею... Богу за тебя помолюсь...
С е р е б р я к о в (растроганный). Пойдем, Марина.
М а р и н а. У самой-то у меня ноги так и гудут, так и гудут. (Ведет его вместе с Соней). Вера Петровна, бывало, все убивается, все плачет... Ты, Сонюшка, тогда была еще мала, глупа... Иди, иди, батюшка...
|
С е р е б р я к о в, С о н я и М а р и н а уходят. |
Е л е н а А н д р е е в н а. Я замучилась с ним. Едва на ногах стою.
|
78
|
В о й н и ц к и й. Вы с ним, а я с самим собою. Вот уже третью ночь не сплю.
Е л е н а А н д р е е в н а. Неблагополучно в этом доме. Ваша мать ненавидит все, кроме своих брошюр и профессора; профессор раздражен, мне не верит, вас боится; Соня злится на отца, злится на меня и не говорит со мною вот уже две недели; вы ненавидите мужа и открыто презираете свою мать; я раздражена и сегодня раз двадцать принималась плакать... Неблагополучно в этом доме.
В о й н и ц к и й. Оставим философию!
Е л е н а А н д р е е в н а. Вы, Иван Петрович, образованны и умны и, кажется, должны бы понимать, что мир погибает не от разбойников, не от пожаров, а от ненависти, вражды, от всех этих мелких дрязг... Ваше бы дело не ворчать, а мирить всех.
В о й н и ц к и й. Сначала помирите меня с самим собою! Дорогая моя... (Припадает к ее руке).
Е л е н а А н д р е е в н а. Оставьте! (Отнимает руку). Уходите!
В о й н и ц к и й. Сейчас пройдет дождь, и все в природе освежится и легко вздохнет. Одного только меня не освежит гроза. Днем и ночью, точно домовой, душит меня мысль, что жизнь моя потеряна безвозвратно. Прошлого нет, оно глупо израсходовано на пустяки, а настоящее ужасно по своей нелепости. Вот вам моя жизнь и моя любовь: куда мне их девать, что мне с ними делать? Чувство мое гибнет даром, как луч солнца, попавший в яму, и сам я гибну.
Е л е н а А н д р е е в н а. Когда вы мне говорите о своей любви, я как-то тупею и не знаю, что говорить. Простите, я ничего не могу сказать вам. (Хочет идти). Спокойной ночи.
В о й н и ц к и й (загораживая ей дорогу). И если бы вы знали, как я страдаю от мысли, что рядом со мною в этом же доме гибнет другая жизнь — ваша! Чего вы ждете? Какая проклятая философия мешает вам? Поймите же, поймите...
Е л е н а А н д р е е в н а (пристально смотрит на него). Иван Петрович, вы пьяны!
В о й н и ц к и й. Может быть, может быть...
Е л е н а А н д р е е в н а. Где доктор?
|
79
|
В о й н и ц к и й. Он там... у меня ночует. Может быть, может быть... Все может быть!
Е л е н а А н д р е е в н а. И сегодня пили? К чему это?
В о й н и ц к и й. Все-таки на жизнь похоже... Не мешайте мне, Hélène!
Е л е н а А н д р е е в н а. Раньше вы никогда не пили и никогда вы так много не говорили... Идите спать! Мне с вами скучно.
В о й н и ц к и й (припадая к ее руке). Дорогая моя... чудная!
Е л е н а А н д р е е в н а (с досадой). Оставьте меня. Это, наконец, противно. (Уходит).
В о й н и ц к и й (один). Ушла...
|
| Пауза. |
Десять лет тому назад я встречал ее у покойной сестры. Тогда ей было семнадцать, а мне тридцать семь лет. Отчего я тогда не влюбился в нее и не сделал ей предложения? Ведь это было так возможно! И была бы она теперь моею женой... Да... Теперь оба мы проснулись бы от грозы; она испугалась бы грома, а я держал бы ее в своих объятиях и шептал: «Не бойся, я здесь». О, чудные мысли, как хорошо, я даже смеюсь... но, боже мой, мысли путаются в голове... Зачем я стар? Зачем она меня не понимает? Ее риторика, ленивая мораль, вздорные, ленивые мысли о погибели мира – все это мне глубоко ненавистно.
|
| Пауза. |
О, как я обманут! Я обожал этого профессора, этого жалкого подагрика, я работал на него, как вол! Я и Соня выжимали из этого имения последние соки; мы, точно кулаки, торговали постным маслом, горохом, творогом, сами не доедали куска, чтобы из грошей и копеек собирать тысячи и посылать ему. Я гордился им и его наукой, я жил, я дышал им! Все, что он писал и изрекал, казалось мне гениальным... Боже, а теперь? Вот он в отставке, и теперь виден весь итог его жизни: после него не останется ни одной страницы труда, он совершенно неизвестен, он ничто! Мыльный пузырь! И я обманут... вижу – глупо обманут...
|
80
|
Входит А с т р о в в сюртуке, без жилета и без галстука; он навеселе; за ним Т е л е г и н с гитарой. |
А с т р о в. Играй!
Т е л е г и н. Все спят-с!
А с т р о в. Играй!
|
Т е л е г и н тихо наигрывает.
|
(Войницкому). Ты один здесь? Дам нет? (Подбоченясь, тихо поет). «Ходи хата, ходи печь, хозяину негде лечь...» А меня гроза разбудила. Важный дождик. Который теперь час?
В о й н и ц к и й. А черт его знает.
А с т р о в. Мне как будто бы послышался голос Елены Андреевны.
В о й н и ц к и й. Сейчас она была здесь.
А с т р о в. Роскошная женщина. (Осматривает склянки на столе). Лекарства. Каких только тут нет рецептов! И харьковские, и московские, и тульские... Всем городам надоел своею подагрой. Он болен или притворяется?
В о й н и ц к и й. Болен. |
Пауза.
|
А с т р о в. Что ты сегодня такой печальный? Профессора жаль, что ли?
В о й н и ц к и й. Оставь меня.
А с т р о в. А то, может быть, в профессоршу влюблен?
В о й н и ц к и й. Она мой друг.
А с т р о в. Уже?
В о й н и ц к и й. Что значит это «уже»?
А с т р о в. Женщина может быть другом мужчины лишь в такой последовательности: сначала приятель, потом любовница, а затем уж друг.
В о й н и ц к и й. Пошляческая философия.
А с т р о в. Как? Да... Надо сознаться, – становлюсь пошляком. Видишь, я и пьян. Обыкновенно, я напиваюсь так один раз в месяц. Когда бываю в таком состоянии, то становлюсь нахальным и наглым до крайности. Мне тогда всё нипочем! Я берусь за самые трудные операции и делаю их прекрасно; я рисую самые широкие планы будущего; в это время я уже не кажусь
|
81
|
себе чудаком и верю, что приношу человечеству громадную пользу... громадную! И в это время у меня своя собственная философская система, и все вы, братцы, представляетесь мне такими букашками... микробами. (Телегину). Вафля, играй!
Т е л е г и н. Дружочек, я рад бы для тебя всею душой, но пойми же – в доме спят!
А с т р о в. Играй!
|
Телегин тихо наигрывает.
|
Выпить бы надо. Пойдем, там, кажется, у нас еще коньяк остался. А как рассветет, ко мне поедем. Идёть? У меня есть фельдшер, который никогда не скажет «идет», а «идёть». Мошенник страшный. Так идёть? (Увидев входящую Соню). Извините, я без галстука. (Быстро уходит; Телегин идет за ним).
С о н я. А ты, дядя Ваня, опять напился с доктором. Подружились ясные соколы. Ну, тот уж всегда такой, а ты-то с чего? В твои годы это совсем не к лицу.
В о й н и ц к и й. Годы тут ни при чем. Когда нет настоящей жизни, то живут миражами. Все-таки лучше, чем ничего.
С о н я. Сено у нас все скошено, идут каждый день дожди, все гниет, а ты занимаешься миражами. Ты совсем забросил хозяйство... Я работаю одна, совсем из сил выбилась... (Испуганно). Дядя, у тебя на глазах слезы!
В о й н и ц к и й. Какие слезы? Ничего нет... вздор... Ты сейчас взглянула на меня, как покойная твоя мать. Милая моя... (Жадно целует ее руки и лицо). Сестра моя... милая сестра моя... Где она теперь? Если бы она знала! Ах, если бы она знала!
С о н я. Что? Дядя, что знала?
В о й н и ц к и й. Тяжело, нехорошо... Ничего... После... Ничего... Я уйду... (Уходит).
С о н я (стучит в дверь). Михаил Львович! Вы не спите? На минутку!
А с т р о в (за дверью). Сейчас! (Немного погодя входит: он уже в жилетке и галстуке). Что прикажете?
С о н я. Сами вы пейте, если это вам не противно, но, умоляю, не давайте пить дяде. Ему вредно.
|
82
|
А с т р о в. Хорошо. Мы не будем больше пить.
|
Пауза. |
Я сейчас уеду к себе. Решено и подписано. Пока запрягут, будет уже рассвет.
С о н я. Дождь идет. Погодите до утра.
А с т р о в. Гроза идет мимо, только краем захватит. Поеду. И, пожалуйста, больше не приглашайте меня к вашему отцу. Я ему говорю – подагра, а он – ревматизм; я прошу лежать, он сидит. А сегодня так и вовсе не стал говорить со мною.
С о н я. Избалован. (Ищет в буфете). Хотите закусить?
А с т р о в. Пожалуй, дайте.
С о н я. Я люблю по ночам закусывать. В буфете, кажется, что-то есть. Он в жизни, говорят, имел большой успех у женщин, и его дамы избаловали. Вот берите сыр.
|
| Оба стоят у буфета и едят. |
А с т р о в. Я сегодня ничего не ел, только пил. У вашего отца тяжелый характер. (Достает из буфета бутылку). Можно? (Выпивает рюмку). Здесь никого нет, и можно говорить прямо. Знаете, мне кажется, что в вашем доме я не выжил бы одного месяца, задохнулся бы в этом воздухе... Ваш отец, который весь ушел в свою подагру и в книги, дядя Ваня со своею хандрой, ваша бабушка, наконец, ваша мачеха...
С о н я. Что мачеха?
А с т р о в. В человеке должно быть все прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли. Она прекрасна, спора нет, но... ведь она только ест, спит, гуляет, чарует всех нас своею красотой – и больше ничего. У нее нет никаких обязанностей, на нее работают другие... Ведь так? А праздная жизнь не может быть чистою. |
Пауза. |
Впрочем, быть может, я отношусь слишком строго. Я не удовлетворен жизнью, как ваш дядя Ваня, и оба мы становимся брюзгами.
С о н я. А вы недовольны жизнью?
А с т р о в. Вообще жизнь люблю, но нашу жизнь, уездную, русскую, обывательскую, терпеть не могу и презираю ее всеми силами моей души.
|
83
|
А что касается моей собственной, личной жизни, то, ей-богу, в ней нет решительно ничего хорошего. Знаете, когда идешь темною ночью по лесу, и если в это время вдали светит огонек, то не замечаешь ни утомления, ни потемок, ни колючих веток, которые бьют тебя по лицу... Я работаю, – вам это известно, – как никто в уезде, судьба бьет меня не переставая, порой страдаю я невыносимо, но у меня вдали нет огонька. Я для себя уже ничего не жду, не люблю людей... Давно уже никого не люблю.
С о н я. Никого?
А с т р о в. Никого. Некоторую нежность я чувствую только к вашей няньке – по старой памяти. Мужики однообразны очень, неразвиты, грязно живут, а с интеллигенцией трудно ладить. Она утомляет. Все они, наши добрые знакомые, мелко мыслят, мелко чувствуют и не видят дальше своего носа – просто-напросто глупы. А те, которые поумнее и покрупнее, истеричны, заедены анализом, рефлексом... Эти ноют, ненавистничают, болезненно клевещут, подходят к человеку боком, смотрят на него искоса и решают: «О, это психопат!» или: «Это фразер!» А когда не знают, какой ярлык прилепить к моему лбу, то говорят: «Это странный человек, странный!» Я люблю лес – это странно; я не ем мяса – это тоже странно. Непосредственного, чистого, свободного отношения к природе и к людям уже нет... Нет и нет! (Хочет выпить).
С о н я (мешает ему). Нет, прошу вас, умоляю, не пейте больше.
А с т р о в. Отчего?
С о н я. Это так не идет к вам! Вы изящны, у вас такой нежный голос... Даже больше, вы, как никто из всех, кого я знаю, — вы прекрасны. Зачем же вы хотите походить на обыкновенных людей, которые пьют и играют в карты? О, не делайте этого, умоляю вас! Вы говорите всегда, что люди не творят, а только разрушают то, что им дано свыше. Зачем же, зачем вы разрушаете самого себя? Не надо, не надо, умоляю, заклинаю вас.
А с т р о в (протягивает ей руку). Не буду больше пить.
С о н я. Дайте мне слово.
А с т р о в. Честное слово.
|
84
|
С о н я (крепко пожимает руку). Благодарю!
А с т р о в. Баста! Я отрезвел. Видите, я уже совсем трезв и таким останусь до конца дней моих. (Смотрит на часы). Итак, будем продолжать. Я говорю: мое время уже ушло, поздно мне... Постарел, заработался, испошлился, притупились все чувства, и, кажется, я уже не мог бы привязаться к человеку. Я никого не люблю и... уже не полюблю. Что меня еще захватывает, так это красота. Неравнодушен я к ней. Мне кажется, что если бы вот Елена Андреевна захотела, то могла бы вскружить мне голову в один день... Но ведь это не любовь, не привязанность... (Закрывает рукой глаза и вздрагивает).
С о н я. Что с вами?
А с т р о в. Так... В Великом посту у меня больной умер под хлороформом.
С о н я. Об этом пора забыть.
|
| Пауза. |
Скажите мне, Михаил Львович... Если бы у меня была подруга, или младшая сестра, и если бы вы узнали, что она... ну, положим, любит вас, то как бы вы отнеслись к этому?
А с т р о в (пожав плечами). Не знаю. Должно быть, никак. Я дал бы ей понять, что полюбить ее не могу... да и не тем моя голова занята. Как-никак, а если ехать, то уже пора. Прощайте, голубушка, а то мы так до утра не кончим. (Пожимает руку). Я пройду через гостиную, если позволите, а то боюсь, как бы ваш дядя меня не задержал. (Уходит).
С о н я (одна). Он ничего не сказал мне... Душа и сердце его все еще скрыты от меня, но отчего же я чувствую себя такою счастливою? (Смеется от счастья). Я ему сказала: вы изящны, благородны, у вас такой нежный голос... Разве это вышло некстати? Голос его дрожит, ласкает... вот я чувствую его в воздухе. А когда я сказала ему про младшую сестру, он не понял... (Ломая руки). О, как это ужасно, что я некрасива! Как ужасно! А я знаю, что я некрасива, знаю, знаю... В прошлое воскресенье, когда выходили из церкви, я слышала, как говорили про меня, и одна женщина сказала: «Она добрая, великодушная, но жаль, что она так некрасива»... Некрасива...
|
85
|
Входит Елена Андреевна. |
Е л е н а А н д р е е в н а (открывает окна). Прошла гроза. Какой хороший воздух!
|
| Пауза. |
Где доктор?
С о н я. Ушел.
|
| Пауза. |
Е л е н а А н д р е е в н а. Софи!
С о н я. Что?
Е л е н а А н д р е е в н а. До каких пор вы будете дуться на меня? Друг другу мы не сделали никакого зла. Зачем же нам быть врагами? Полноте...
С о н я. Я сама хотела... (Обнимает ее). Довольно сердиться.
Е л е н а А н д р е е в н а. И отлично.
|
Обе взволнованы. |
С о н я. Папа лег?
Е л е н а А н д р е е в н а. Нет, сидит в гостиной... Не говорим мы друг с другом по целым неделям и, бог знает, из-за чего... (Увидев, что буфет открыт). Что это?
С о н я. Михаил Львович ужинал.
Е л е н а А н д р е е в н а. И вино есть... Давайте выпьем брудершафт.
С о н я. Давайте.
Е л е н а А н д р е е в н а. Из одной рюмочки... (Наливает). Этак лучше. Ну, значит – ты?
С о н я. Ты.
|
Пьют и целуются. |
Я давно уже хотела мириться, да все как-то совестно было... (Плачет).
Е л е н а А н д р е е в н а. Что же ты плачешь?
С о н я. Ничего, это я так.
Е л е н а А н д р е е в н а. Ну, будет, будет... (Плачет). Чудачка, и я заплакала...
|
| Пауза. |
Ты на меня сердита за то, что я будто вышла за твоего отца по расчету... Если веришь клятвам, то клянусь тебе – я выходила за него по любви. Я увлеклась им
|
87
|
как ученым и известным человеком. Любовь была не настоящая, искусственная, но ведь мне казалось тогда, что она настоящая. Я не виновата. А ты с самой нашей свадьбы не переставала казнить меня своими умными подозрительными глазами.
С о н я. Ну, мир, мир! Забудем.
Е л е н а А н д р е е в н а. Не надо смотреть так – тебе это не идет. Надо всем верить, иначе жить нельзя.
|
| Пауза. |
С о н я. Скажи мне по совести, как друг... Ты счастлива?
Е л е н а А н д р е е в н а. Нет.
С о н я. Я это знала. Еще один вопрос. Скажи откровенно – ты хотела бы, чтобы у тебя был молодой муж?
Е л е н а А н д р е е в н а. Какая ты еще девочка. Конечно, хотела бы! (Смеется). Ну, спроси еще что-нибудь, спроси...
С о н я. Тебе доктор нравится?
Е л е н а А н д р е е в н а. Да, очень.
С о н я (смеется). У меня глупое лицо... да? Вот он ушел, а я все слышу его голос и шаги, а посмотрю на темное окно – там мне представляется его лицо. Дай мне высказаться... Но я не могу говорить так громко, мне стыдно. Пойдем ко мне в комнату, там поговорим. Я тебе кажусь глупою? Сознайся... Скажи мне про него что-нибудь...
Е л е н а А н д р е е в н а. Что же?
С о н я. Он умный... Он все умеет, все может... Он и лечит, и сажает лес...
Е л е н а А н д р е е в н а. Не в лесе и не в медицине дело... Милая моя, пойми, это талант! А ты знаешь, что значит талант? Смелость, свободная голова, широкий размах... Посадит деревцо и уже загадывает, что будет от этого через тысячу лет, уже мерещится ему счастье человечества. Такие люди редки, их нужно любить... Он пьет, бывает грубоват, – но что за беда? Талантливый человек в России не может быть чистеньким. Сама подумай, что за жизнь у этого доктора! Непролазная грязь на дорогах, морозы, метели, расстояния громадные, народ грубый, дикий, кругом нужда, болезни, а при такой обстановке тому, кто
|
88
|
работает и борется изо дня в день, трудно сохранить себя к сорока годам чистеньким и трезвым... (Целует ее). Я от души тебе желаю, ты стоишь счастья... (Встает). А я нудная, эпизодическое лицо... И в музыке, и в доме мужа, во всех романах – везде, одним словом, я была только эпизодическим лицом. Собственно говоря, Соня, если вдуматься, то я очень, очень несчастна! (Ходит в волнении по сцене). Нет мне счастья на этом свете. Нет! Что ты смеешься?
С о н я (смеется, закрыв лицо). Я так счастлива... счастлива!
Е л е н а А н д р е е в н а. Мне хочется играть... Я сыграла бы теперь что-нибудь.
С о н я. Сыграй. (Обнимает ее). Я не могу спать... Сыграй!
Е л е н а А н д р е е в н а. Сейчас. Твой отец не спит. Когда он болен, его раздражает музыка. Поди спроси. Если он ничего, то сыграю. Поди.
С о н я. Сейчас. (Уходит).
|
В саду стучит сторож. |
Е л е н а А н д р е е в н а. Давно уже я не играла. Буду играть и плакать, плакать, как дура. (В окно). Это ты стучишь, Ефим?
Г о л о с с т о р о ж а. Я!
Е л е н а А н д р е е в н а. Не стучи, барин нездоров.
Г о л о с с т о р о ж а. Сейчас уйду! (Подсвистывает). Эй, вы, Жучка, Мальчик! Жучка!
|
| Пауза. |
С о н я (вернувшись). Нельзя!
|
| З а н а в е с |
89
|
| |
| Действие третье |
В раздел
|
Комментарии
|
| |
© Санкт-Петербургский государственный университет